***
Прошло двенадцать лет. Виктор возмужал. Отпустил бородку. И студентки из года в год с неизменным интересом продолжали рассматривали его, выходящего из ректорского кабинета. Хихикали у стеночек и расстегивали пуговки на легких блузках, стараясь выглядеть соблазнительно при личных беседах. Его «теория вероятностей» состояла в том, чтобы принимать то, что само идет к нему в руки и с завидным постоянством быстро забывать о случившемся. Скорее, он обращался с представительницами прекрасной половины человечества так, как те того хотели – все делая для их же блага, где и когда они этого хотят. Ведь все в этом мире мужчины давно знают это и прекрасно сосуществуют по соседству с дамами своих сердец, а сердец этих, ох, как много встречается по всему белу свету. Иногда он вспоминал свою фею – девочку с неразбуженным океаном чувств и слова обещаний, которые они дали когда-то друг другу: если обстоятельства сложатся так, что они станут сомневаться в своем выборе, но встретятся у той скамейки в парке.
Юлия, так и не родив ребенка, которого обещала, мирно проживала через стенку: трехкомнатная квартира, купленная на первую в жизни Виктора Всеволодовича взятку, после благополучных пяти лет совместной жизни с Юлией, была теперь честно поделена между ним, ею и ее сожителем Славкой. Поскольку Юлька прописалась сюда по хотению и добросердечию своего супруга, то выписать ее по нынешним законам не представлялось возможным.
Его физика помогла ему однажды выдать миру шедевр о вечных ценностях, о том чистом и прекрасном, что когда – то Катя назвала коротко словом «океан». Толи мир перевернулся, то ли удачное стечение обстоятельств помогло, то местная «малотиражка» напечатала его опус «Для взрослых про любовь», про дубок и сосенку и которую позднее он дополнил приключениями из собственной жизни, скрестив свое мироощущение с мечтами и полетами феи по имени Катя. Константином Луговым он назвался после того, как редактор местной газеты спросил, как представить его своим читателям. Старт славе Константина Лугового был дан именно в этой газете.
«А что же Катя», - вправе спросить читатель. К сожалению, законной женой Виктору она так и не стала. После расставания в парке период ее болезни, когда она забросила учебу и пролеживала с утра до ночи в кровати, окружающие нарекли не иначе как депрессией. А к перлам в обложках с золотым тиснением из библиотеки отца до конца жизни так и не прикоснулась. В ее памяти отпечатался невнятным утром кошмарный сон, в котором она пребывала вплоть до наступления холодов.
Лед уже затянул пленкой осенние лужицы, и они разлетались осколками под ступающей по ним Катей. Тогда она брела без разбору. И ночами, в бреду, ей все мерещилась табличка на двери: «Абортарий». Она сохранила прекрасную спортивную форму и упругую попку. Ребята из секции, которую она продолжала вести до самой пенсии и продолжала вести дальше, вплоть до дня, в который уже не смогла подняться, засматривались на нее в те далекие теперь годы расцвета ее женской красоты.
Однажды Катерина будет возвращаться с работы, где задержалась, подготавливая девочек для выступления на всесоюзных соревнованиях, и душа ее, мятущаяся и встревоженная, подтолкнет ее к воротам парка. Того самого. Из юности и полета мечты. Когда она порхала по жизни одиноко, но гордо.
Клены, едва подернутые осенней прохладой, освещались фонарями с двух сторон, и опустевшая скамейка, которую Катерина увидела издали, показалась ей одинокой брошенной лодкой. Которую за ненадобностью кинули как обычную поизносившуюся вещь. Ей показалось, что она похожа на такую лодку. Что вся ее жизнь закончилась за дверью с табличкой «абортарий». Она так и не простила сама себе этот грех и тосковала о своем неродившемся ребенке.
Погруженная в невеселые мысли, она медленно приближалась к скамье; а с другой стороны, обгоняя ее в своем приближении, туда спешил человек. Поношенный плащ с разрезом сзади позволял ему шагать широко, одна рука при этом плотно сжимала в кулаке потрепанный лист бумаги.
Итак, они встретились. Но зачем разбирать непостижимое, крошить то, что разлетелось уже давно? Боль вылилась в нечто такое, что сравнимо разве что с брызгами живой воды, которая уже не помощница в воскрешении - она даже не вылита и не расплескана - она просто разбита, в ней стерта память, а для воды память – весьма важное свойство.
« А я как увидел дедовские полотна, так и обмер: зеленое поле, Кать… живое! Оно живое!»
Он говорил сбивчиво, и слова уже не могли оправдать его поступков, совершенных ранее, и не могли дать жизнь ни одному живому существу в этой жизни. Его детьми стали тексты. Он внутренне собирался, пытаясь порхать феей по ночным улицам, вспоминать обрывки разговоров, и это облегчало его жизнь еще ненадолго.
«Наше счастье в том, что мы вдали от мира медленно постигаем секреты
друг друга. Сначала всматриваясь широкими зрачками в глаза, затем
нашептывая ничего не значащие слова на ухо, в тишине они превращаются
в мелодию и сливаются с шумом океана. Иногда чувствуется шелковое
прикосновение щек и обоняние улавливает тонкий запах кожи,
смешанный со свежим ароматом ночных цветов. Мы не делаем ничего, -
чтобы не нарушить нежную гармонию, как будто несем сахарный цветок, и
не хотим попробовать его раньше времени. Где-то внутри сдавлен
темперамент, готовый немедленно участить дыхание и превратить уставшее
тело в бурю. Мы счастливы, потому что медлим, зная: действия не всегда
приводят к счастью, но счастье невозможно без действий...»
Но он так и не смог сосчитать, сколько разбитых судеб осталось позади. И возведя Катерину после той встречи в парке в статус своей жены, два года ощущал себя счастливым человеком. Пусть они не жили в его квартире, шикарной по тем временам, но уютно помещались в Катиной комнатке. И он никогда не узнает, что Катерина прослеживала его судьбу от и до, печалилась и радовалась за него, сострадала неудачам и искренне радовалась победам. Но жизнь на то и жизнь, что по мере проживания открывает свои потайные уголки и самые черные мысли.
Но это потом… потом, а пока он вальяжно растворился в мягком кресле телекомпании, и давал «живой эфир» своим читателям:
«Я вряд ли смог бы определить для себя такой персонаж. Иногда я нахожу
очень последовательное объяснение личности у Фрейда, Фромма или Ницше.
Достаточно прагматично они могут объяснить любые явления в человеке:
романтика, желание, комплексы. Мне нравятся их последователи,
например, Дали. Его работы успокаивают и дают повод подумать над
безумством, где все имеет причину и объяснение. Но это не я. Может
быть Миро? - Скрупулезный нетрадиционный взгляд на повседневное. Jim
Morrison - как-то меня сравнивали с ним, но наверно только в принципах
отношения к свободе. Мне близки Bob Dylan и Jamiroquai, но не во всем
- я ни сноб и не хиппи. Если вы всех их достаточно знаете, чтобы
смешать и получить общий образ, то можете считать, что мы знакомы».
***
Идеальная любовь. Веточки и состоявшееся уже растение, привитое одно к другому заботливым хозяином. Плоды хозяйского труда, изящно расчерченные временем, с прозрачной кожицей и темными зернышками сомнений внутри…
Все ли это является истинным? Все ли так безоблачно, как может показаться на первый взгляд?
Идеальная любовь. Гармония отношений. Единство душ. Соединение очертаний и картавинка, как червоточина в плодах, как несовершенное произношение полиглота…
Идеальная любовь. Единое целое, свитое из двух равноценных и самодостаточных личностей. Годы совместного благоухания и червячок сомнений, где-то изначально подтачивающий их брак.
Оказалось, и две половинки, некогда бывшие единым целым, когда-нибудь разлетаются…
Хозяин, подаривший им жизнь, рукой владыки распоряжался их судьбами, владел их душами уже тогда, когда задумывал проект.
«На горячее я предпочел бы газель, чтобы впиться в шею и терзать
упавшее животное, вздрагивающее как бабочка и распахнувшееся перед
роком как шкатулка с драгоценностями.
Насколько реальными могут стать придуманные образы, как далеко
простираться? Просто представь меня таким, каким хочешь и может быть
не стоит разбивать придуманный тобой образ? Добро пожаловать в мир
грез и мечтаний. К тому же можно прибавить и окружение. Куда мы
направимся сначала? Старинный замок, или пляж с лачугой на безлюдном
острове, или ресторанчик с саксофоном? Что помогает мечтать - обнятая
подушка, или лист бумаги в руках, который придает вид занятости, или
ровный стук дождя о подоконник?
А все таки я ниже отвечу…
еще не поздно подняться наверх и не терять еще одну мечту…»
| 
