Библиотека

Манечка, вообще, считалась франтихой, чего только у нее в шифоньере не
висело! И заметьте, все наряды справила самостоятельно, потому что
состоялась как женщина независимая и работящая. А необузданная
страсть к красивой одежде у нее появилась давным-давно...

В победном сорок пятом пятнадцатилетняя тощая девчонка-детдомовка
стала передовиком производства на военном заводе - по двенадцать
часов кряду "ковала победу мозолистыми руками". Фуфайка, платочек,
ботинки кирзовые - все что имелось, а как хотелось тогда
креп-дешиновое или панбархатное платье - с ума сходила. И что вы
думаете, таки накопила и сшила, но только креп-сатиновое (...отрезное
по талии, рукав "фонариком"...) - совсем неслабо по тем суровым
временам. Мечта сбылась, но "прожорливая жаба" в душе не унималась,
требовала еще и еще.

Скажете, где комсомольская скромность? Поблекла на фоне чудесных
снимков и рисунков из журналов моды: умопомрачительных заграничных
нарядов из креп-жоржета да креп-марекена, тафты и подобных тканей. На каждый день
обходилась скромным платьицем из так называемой "анки" - штапеля, но
в фанерном чемоданчике под кроватью уже кое-что поинтереснее
наличествовало!

Манечка так и осталась жить в промышленном уральском городе, за свой
доблестный труд получила самый высокий разряд слесаря-фрезеровщика и
со временем отдельную(!) комнату в женском общежитии. Зарабатывала
хорошо, соответственно и одевалась. Подруги "кипятком писали" на
танцевальных вечерах: франтиха Манечка каждый раз поражала
воображение оригинальным туалетом из самого модного материала.
Женщина по натуре бережливая, Манечка никогда ничего не выбрасывала,
вот и скопились в новом шкафу старые, еще послевоенные, а также и
современные наряды. Но избирательное уважение сохранила женщина
только к кримплену, даже когда дивный материал из моды давно вышел.

Перебирала иногда задумчиво наряды свои: каждое платье - веха в
жизни. Это - с премии на Первое мая, это - с накоплений, а два этих,
кримпленовое и трикотиновое, - из отрезов, что из Югославии привезла -
целая жизнь перед глазами проходила...

С годами из кослявой девчонки превратилась Манечка в дебелую (54-й
размер!) налитую бабищу с очень даже миловидным личиком и строгими
серыми глазами. Перманент, губки "сердечком", пудра розовая на
пухлых щечках - типичная послевоенная "гранд-дама", жена
ответственного работника или генерала, не меньше. Типаж
законсервировался, казалось, навсегда. Характер имела серьезный, с
подругами-"змеюками" особо не связывалась, а что касается мужчин
- история отдельная.

Себя блюла долго, до двадцати пяти лет держалась недотрогой, но "и
на старуху бывает проруха" - не отказала напористому кучерявому
красавцу-гармонисту, фронтовику Кольке. Долго к ней ходил, а
жениться так и не успел - посадили на десять лет за буйный характер,
прокурорскому работнику морду по пьянке набил. А Манечке, считай,
жизнь перевернул: для кого наряжалась, для кого приданое копила...

Аж в 65-м новый ухажер появился - не устояла перед интересным
бухгалтером-вдовцом Мироном Семеновичем. Тот в одиночестве после
смерти жены юную дочку-куколку Сонечку воспитывал. Полюбил Манечку
субтильный бухгалтер всем сердцем - баловал безмерно, даже в Сочи
отдыхать с собою возил. (...Фотокарточка пожелтевшая сохранилась:
они на пару в "Дендрарии", оба в шляпах соломенных, она в цветастом
креп-дешиновым платье - сама Эсфирь Наумовна пошила, на круглую щечку
лучик солнца пробрался...) Дело к свадьбе шло, да опять злой рок
настиг: оборвалась жизнь безвинной Сонечки под колесами грузовика, а
Мирон Семенович с горя умом тронулся, врачи сказали: "безнадежен".

Совсем затосковала Манечка, тридцать восемь - не шутка. Даже
какое-то время ничего себе не покупала, так в старом и ходила. Рана
душевная постепенно затянулась, жизнь продолжалась. И тут развеселил
ее как-то нечаянно Серега, товарищ по цеху, балагур и неуемный
пьяница. Незаметно в гости напросился, да и погостевал с ночевкой.
Понравился Манечке весельчак Серега: хоть и бражник, зато по всем
мужским статьям - орел. А что пьет, так потому что неухоженный. И
зачастил кавалер, почитай, чуть не каждый вечер являлся. На столе
все честь по чести: ужин горячий, графинчик с водочкой, на лимонных
корочках настоявшейся. И Манечка за компанию рюмку-другую
пропускала, а уж потом... ничего, пожалуй, слаще в жизни и не было.
Вот и терпела аж три года пьянство запойное дружка сердечного,
терпела до поры до времени.

Однажды после недельного загула заявился субботним утром Серега, да
не просто, а с дружками-алкашами, уродами погаными. Весь в синяках,
грязный и на бутылку начал просить жалобно, помрет, мол, коль не
похмелится. Вот тогда и прорвало Манечку - взъярилась, обо всем
"сладеньком" вмиг забыла и выгнала мужика с треском. А он умудрился
незаметно прихватить самовар новехонький, чудо электрическое -
подарок от профкома на 8-е марта. Как только всегда бдительная
хозяйка ценную вещь прошляпила - непонятно. Долго потом себе,
раззяве этакой, простить не могла. Плюнула Манечка и растерла, и
вычеркнула пьянь непутевую из трепыхнувшегося сердца раз и навсегда.
А больше у нее никого и не было - вконец расхотелось с мужиками
безалаберными связываться.

В общественную жизнь ударилась, своей-то, личной, уже не было. Вот
тогда и в Югославию съездила, отрезы богатые прикупила,
кругозор расширила. Однако и профсоюзная деятельность со временем
наскучила.

В восемьдесят пятом проводили труженицу на пенсию (...платье синее,
кримпленовое, шарфик голубой, газовый, туфли лаковые в тон...),
торжественно проводили и часы настенные подарили, часы
солидные - с гравировкой и боем для слуха приятным. Сорок лет на
одном месте - ветеран труда! Но труженица не захотела дома сидеть и
пошла работать уборщицей в заводоуправление. А в девяностом покинула
родное предприятие навсегда - высокое давление резко потревожило -
решила отдохнуть заслуженно. Но затосковала Манечка в своей уютной
комнатушке: телевизор не радовал, читать романы не приучилась. Одна радость
- наряды перебирать да былое вспоминать. Устала от тяжкого безделья
и через год, вспомнив о своих еврейских корнях, прямиком в Израиль
направилась.

Отправилась с солидным багажом, понервничать месячишко пришлось,
пока получения дожидалась. Медленно багаж шел - сомнениями терзалась
женщина: дойдет, не дойдет, ведь в нем находился почти весь
"коллекционный" гардероб, не пожелала Манечка с ним расстаться.
Ценность багаж представлял разве что для музея истории одежды или
для театральной костюмерной, но упрямице разве докажешь?..

А в стране новой и мода совсем другая - не пришлось стареющей
франтихе в своих шикарных нарядах пощеголять. (А ведь предупреждала
знакомая женщина - русская теща еврейского зятя, побывавшая в
Израиле в гостях у дочки: "Манечка, там такого не носят, не стоит
лишний груз с собой тащить!") Обрядилась в штаны холщовые
непривычные да в маечку разноцветную, трикотажную и твердо встала на
нелегкую стезю ухода за немощными - не могла без работы сидеть. И
пошла-покатилась новая жизнь, подчас трудная, зато насыщенная,
иногда интересная, а это для Манечки всегда было самым главным.

На иврите мало-мальски через пару годков заговорила - круг знакомых
расширился, веселее стало общаться. И дообщалась, что прилип к ней
дедок один, ватик из России. Хоть и ватик, но небогатый - пенсионер,
да и без жилья собственного - внучке беременной квартиру отписал, сам же
на съемной бедовал. Деду хорошо за семьдесят, а еще шустрый, о женитьбе
помышлял. Убеждал на двух понятных языках сразу, вдвоем, мол,
экономнее. Манечка поначалу только посмеивалась, а однажды осерчала
и отрезала:

- Зачем мне, женщине самостоятельной и себя полностью
обеспечивающей, чужого, в общем-то, человека обихаживать, еще ко
всему и бесплатно. Привыкла я одна жить, чего уже менять на
старости. Не обессудь, Яков Абрамович, не могу и все тут! - Отказала
и не пожалела ничуть.

Пролетело семь лет… Получила сильно постаревшая Манечка хостель желанный.
Комната уютная, все удобства рядышком - живи и радуйся, да не тут-то было!
Ноги отекли и отказывать стали - слишком уж тучная - ковыляла с
"алихоном" еле-еле в ванную и не дальше, а чтобы во дворик зеленый,
тенистый спуститься, с соседками посплетничать - куда там, не до
хорошего. Но наряды менять, губки красить и пудриться не забывала!
При всем при том полностью себя обслуживать стало совсем невозможно,
и появилась у Манечки метапелет Рая, из России, конечно же.

Манечка с Раей подружилась, о своей жизни тусклой, почти
безрадостной рассказала без прикрас и гардеробом пышным
похвасталась, не выдержала. Рая делано восхитилась: "Прямо, как у
киноартистки!", а в душе посмеялась над причудами молодящейся
старухи, внешне, однако, виду не подала. Манечка прониклась доверием
к метапелет окончательно и пообещала важно:

- Когда помру, все тряпки себе заберешь, перешьешь, если не по
размеру!

Рая из вежливости горячо поблагодарила, чем очень обрадовала
скуповатую Манечку. Аж умилилась собственной доброте пожившая и
пережившая женщина.

А еще через пару лет задавили жестокие болезни некогда железную
Манечку - померла в одночасье. Ее "богатые" вещи никому не
пригодились. Когда готовили комнату для новой жилицы, все "алтэ
шматэс" просто выбросили на ближайшую помойку...

Категория: Леонид Живов | Добавил: unona